Наша родина XVIII столетия не могла знать философа, одинакового Радищеву по обширности и глубине разума. С последовательностью и разносторонностью научного работника он осмотрел и подверг истребляющей критике в «Поездке…» всю самодержавно-крепостническую социальную систему, несущую народу горке. 

     «Поездка…», безграничнее по охвату прецедентов российской жизни, появилось словно кодексом критических антимонархических и антикрепостнических выражений. С присуще ему аналитической глубиной Радищев осветил взаимосвязь этих явлений, как снижение нравственности народа и разврат верхов («нижние заболевают от верхних, а от их язва разврата добывает и до деревень»), как обоюдная зависимость самодержавия и церкви. Он произнес, собственно узники неволи, власть и острие в руках имеющие», имеют все шансы быть «наияростнейшими проповедниками ее», собственно цензура, останавливая шествие думы, лишает печать ее функции оздоровителя сообщества. С особой мощью и страстью звучит обличающий глас писателя в главе «Спасская Полесть», где языком иллюзорного иносказания нарисовано правительство и двор Екатерины II, где повелитель стает в одеждах, намокших от крови и слез этнических, «первейшим в сообществе убийцей, первейшим изменником», «ханжою и пагубным комедиантом». 

     Следя вакханалию подавления крестьянства, видя нравственную деградацию верхов, Радищев выискал опору для оптимистических мониторингов среди народа. Мерилом значения жителя нашей планеты стают в его творении этнические аспекты. Не ненароком в речи о воспитании юношества, произносимой крестицким дворянином, одним из единомышленников странника, выдвигается притязание питаться делом рук собственных, собственно считается главнейшей нормой фермерской морали («Едрово»). Благородство и краса высоконравственного и физического вида фермеров, их постоянный труд на благо сообщества писатель считает задатком грядущего большого государственного восстановления. Подрастающее среди народа чувство неповиновения вынуждало его восклицать: «Страшись, помещик жестокосердый, на челе любого из твоих фермеров вижу твое осуждение». Как далековато шел Радищев в собственной нелюбви к дворянству, заметно из последующего его выражения: «О! если б рабы, тягостными узами отягченные, яряся в унынии собственном, разбили железом, вольности их мешающим, руководители наши, руководители безжалостных личных граждан, и кровию нашею обагрили нивы собственные! Собственно бы тем потускнело страна? Быстро бы из среды их исторгнулися большие мужи для заступления избитого касте; хотя бы были они иных о себе идей и права подавления клоуном. Не мечта сие, хотя взгляд проницает насыщенную завесу времени, от глаз наших будущее укрывающую…» Писатель прозревал революцию: «Колокол ударяет, опасность теснее вертится над главами нашими. Теснее время, вознесши косу, ожидает часа удобности…» Оглядываясь на прошедшее Рф и Европы, по сравнению новейшую ситуацию Рф, Франции и рабовладельческой Америки, Радищев видел то, чего же не видели его современники, - оттого хвала «Вольность», включенная в «Странствие», живописала крушение тронов, построение королей на плаху, установление республики. 

     Противник самодержавия, собственным «Странствием» Радищев выступил и против реакционных течений социальной идеи, которые подсобляли воспитанию человека-«делателя», отвлекали от общественной борьбы, уводили «в поля бредоумствований» (масонство). Он подтверждал, собственно человек не имеет возможности быть рад, когда несчастен мир, обличал боязливость зрячих, коя беспристрастно упрочивала власть помещиков-крепостников. Писатель – выраженная совесть Рф – видел эталон жителя нашей планеты в бойце, живущем действительными интересами народа. 

     Радищев опережал собственный век. Книжка и фамилия его озарили перспективу российского освободительного перемещения на целые десятилетия вперед. Он входит в нашу ситуацию под фамилией первого российского революционера. И как скоро случилась Октябрьская социалистическая революция, в Петрограде под обломками ограды Зимнего замка, цветущие рабоче-крестьянская власть поставила собственный 1-ый монумент: обращенное к невским далям высеченное из камня личико пророка революции писателя Александра Николаевича Радищева.